Rebecca Hall;

Здравствуй, Нанна Оулавсдоуттир [Nanna Ólafsdóttir], тебе 27 лет и ты работаешь врачом в местной больнице. Я никогда не называю тебя правильным именем, поэтому для меня ты всегда Нанни. Мы с тобой родные сестры, но наша мать умерла, когда тебе было 9 лет. Ты празднуешь день рождение зимой и очень любишь это время года. Многие говорят тебе, что ты очень строгая, но я-то знаю, что ты просто стараешься держать свою жизнь под контролем.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Черное платье было совершенно не к лицу юной Вере. Черное платье, черные туфли и черная широкополая шляпа на голове. Волосы заплетены в две тоненькие косички. Когда-то, в какой-то сказке, которую читала ей Петра, героиня на похоронах была одета именно так. Вера решила поступить подобным образом. Все с удивлением смотрят на эту девочку, говоря, что горе повредило ей разум, но Вера, за все это время не проронила ни единой слезинки. Ее матушка была хорошей женщиной, хотя и умерла слишком рано. Вера очень ее любила, но слезы бы не помогли ей вернуться с того света. Нанни зачем-то одергивает за подол ее платья, потому что, любопытная девочка слишком уж долго пялится на одну женщину. Вера не понимает, что собственно та забыла здесь, ведь раньше ее не видела. Но Нанни вовремя закрывает ей рот рукой. Она уже привыкла, что Вера любит говорить то, что приходит ей в голову.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

От быстрого бега кружится голова. Она так торопилась домой после школы, что даже забыла, что бежит  одной туфле. Юбка ее школьной формы задирается непозволительно высоко, но Вере, все равно. Сегодня, отец обещал показать ей что-то невероятное, а она итак слишком долго ждала. Мелкие камушки впиваются в ступню, а нога то и дело норовит подвернуться, но Вера не обращает на это внимание. Олав никогда не обманывал ее ожидания, и этот раз определенно не будет исключением. А ботинок, она обязательно найдет. Если только скрытые жители не заберут его себе для каких-либо нужд. Но, Вере все же повезло, что школа находится рядом с их домом, и бежать ей нужно мимо пары-тройки домов и одного магазина. Она забегает домой, сталкиваясь с отцом, а затем, смеясь, они следуют к их старенькому автомобилю и они куда-то едут. Нанни тоже сидит рядом, скрывая свое нетерпение. Вера же его не скрывает.  Проехав пару улиц и завернув на главную улицу города, Олав останавливается, приглашая девочек выйти. Только тогда он замечает отсутствие туфли на ноге у девочки и обреченно вздыхает. Они поднимаются по невысокому крыльцу (всего две-три ступеньки) и отворяют дверь. КНИЖНЫЙ МАГАЗИН! Вера восторженно замирает на пороге ее нового дома.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Вера совершенно не помнит тот момент, как захлопнулись двери автобуса, и Нанни в последний раз махнула на прощание рукой. Нанни же помнит это мгновенье столь отчетливо, как будто, весь мир остановился и перестал существовать на какое-то время. Весь мир, не считая бойкой на язык и скорую на поступки Веру, которая, подобрав юбку, побежала за автобусом, что-то восклицая. Водитель не остановился. Наверное, он не заметил растрепанную от бега девчушку, или просто посчитал, что останавливаться нет необходимости. Он следовал расписанию, его не следовало винить и любое промедление вызвало бы у остальных пассажиров неудовольствие. Водитель просто уехал, увозя старшую сестру Веры в новый для нее мир. Теперь, как говорил Олав, она будет жить в большом городе и учится на врача. Ну, по крайней мере, Олав надеялся, что Нанни будет поступать в медицинский университет. Сама Вера чувствовала горе. Она не расставалась с Нанни никогда в своей жизни. Да, сейчас ей пятнадцать и она уже выросла, но, все же, ей было жалко покидать сестру. Асп грозился уехать на следующий год, он так сказал ей, и она разревелась как дурочка. Злые слезы стекали по ее щекам, а сама она еще несколько часов не говорила о своем горе. Ее пришлось задабривать чаем  и овсяным печеньем. В чай же, ей обязательно надо было наливать молоко. Вера не забыла об этой мелочи, обливаясь слезами.
Устав от бесполезного бега, девушка, наконец, остановилась. Дальше бежать было бесполезно. Автобус уже набрал приличную скорость и скрылся за поворотом. Вера обернулась назад, затем снова обернулась туда, где скрылся автобус с сестрой, и просто рухнула на землю. Подумаешь, конец лета, грязь и лужи под ногами. Ее это мало когда интересовало. У Веры был свой собственный мир со своей персональной погодой. Когда придет ее время, она тоже обязательно уедет отсюда. И поступит в университет. На какой-нибудь факультет. К примеру, биологический.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Пару строк от создателя.
В детстве я писала тебе маленькие записочки и подкладывала в самые неожиданные места. Со временем, традиции не утратились. Когда я вслед за тобой и братом отравилась в Рейкьявик, я все так же приходила к тебе в гости. После моего ухода ты прерывала всю квартиру и находила, находила эти записки. Они перестали быть маленькими клочками бумаги, это были обстоятельные письма, которые я сочиняла по дню или два. Ты никогда не признавалась мне в том, что читаешь их, или что вообще, находишь, но знаешь, это не обижает меня, а только лишь вызывает улыбку. Я знаю, как они важны для тебя, как и для меня тоже.
Приходите надолго, дорогая сестра, вдохновляйтесь и пишите. Я хочу видеть вас рядом, хочу учиться у вас стойкости, но все равно оставаться в итоге собой. Мы будем учиться друг у друга, вот только для меня, вы большее совершенство.

louis garrel

Доброе утро, Тристан. Совсем недавно, во Франции, тебе исполнилось тридцать второе лето. В это мгновение меня не было рядом, потому что мы слишком далеко друг от друга. С той поры как мы встретились я знала, что ты зарабатываешь на жизнь писаниной. Ты - моя душа, мой символ, я же всего лишь твоё вдохновение. Когда я уехала ты начала присылать мне короткие письма, словно записки, которые преследуют и мучают меня всё время.

♫ Clem Leek – And Now, She's Gone
«Уверен, я здесь не один;
впрочем, так же как и в том,
что это просто моя навязчивая идея.
Например, я не помню,
где достал эти свечи и зачем
решил осветить этот странный путь.
Возможно, он предназначен для тех,
кто пойдет вслед за мной.»
Ты - Гимерот, но любишь не женщин, а написанные слова. Ты есть недосказанные предложения на клочке бумаги. Все те письма, что не дошли до меня, тебе удалось превратить в бумажные кораблики. Они пытались уплыть, но те либо возвращались, либо тонули в волнах твоей тоски. Иногда мне приходилось различать буквы на скомканном листочке, который, возможно, должен был отправиться в очаг. В тебе столько претензий, что их не хватит даже на целый океан.
Ты - Сизиф, который вечно катит камень в гору, но в итоге начинает всё заново. Твои руки - переплетение тонких нитей, созвучие лесных песен, в них вся сила. Они держат твоё главное оружие - обычную перьевую ручку. Ты бьёшь словами так, словно вырываешь страницы из моей любимой книги, словно кидаешь камушки в воду, которые в итоге тонут. И я тону в тебе - в твоих словах.
Ты - могучий Атлант, что держит небесный свод надо мной, лишь бы мне не было больно, лишь бы этот паршивый мир не задавил меня, а заодно и тебя самого. Мы застряли с тобой в этом проклятом бесконечном круге цинизма, войны и черноты. На дне нашей с тобой лодки дыра, в которую забираются новые отшельники. Мы покинем эту лодку и наши тела, чтобы подняться в воздух. Мы оставим в нём двойной след, белые линии, высеченные в скалах, на которых обязательно выскребут наши имена.
Ты - Борей, который олицетворяет северный ветер. Каждой жилкой своего тела, я чувствую твоё дуновение и внезапные холодные прикосновения, которые, тем не менее, не пробирают до дрожи, но заставляют пробудиться изнутри. По одному твоему велению я поднимаюсь чуть выше облаков, но чуть ниже звёзд. Ты напоминаешь мне мой родной дом, где северный ветер постоянно сопровождал меня и грел душу.
Ты - Гипнос, который является ко мне во снах. Следит, а значит знает. Бываешь весьма тих и спокоен, и даже даришь людям свою благосклонность. Но на следующий день ты всегда покидаешь их, потому что не любишь быть привязанным к другим. Ты не щенок, который ищет хозяина, ты не камень, который вечно прикован к земле и ты не овечка, которая готова ждать своего пастуха. Тристан, прошу, прости за то, что я всё испортила.
Я вспоминаю твоё последнее письмо, которое почему-то вечно лежит в моём левом кармане пальто. Не страшно, если оно потеряется, ведь тогда камни на дне меня, перестанут разбиваться о чужие берега и волны.
«Дорогая Эстер. Я начал свой путь в бездонной бумажной лодочке – я улечу на ней на Луну. Меня завернули в изгибы времени, слабость на листе жизни. Сейчас ты на противоположном от меня конце бумаги: я вижу твои следы в чернилах, которые впитываются через волокно, бумажную растительность. Когда мы размокнем в воде, и клетка распадется – мы смешаемся. Когда этот бумажный самолетик улетит с края скалы и оставит параллельные линии в темноте – мы сойдемся.
Я сжег скалы Дамаска, я глубоко испил из них. Мое сердце - моя нога и черная линия, выгравированная на бумаге вместе с этой бездонной лодкой. Ты как гнездо для меня, в котором яйца формируются целыми как окаменелости: объединяются, разбиваются и посылают маленькие черные цветки прямо в небо. Из этой инфекции - надежда. Из этого острова - полет. Из этой печали - любовь.»
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Пару строк от создателя.
- Тристан, скорее всего, француз. Эта страна весьма важна для Эстер, потому что ею же интересовалась её матушка. А если и сама Эстер найдет в ней то, что ей будет слишком дорого, по чему она будет бесконечно скучать, то это само собой будет великолепно, разве вы не согласитесь?
- Он никогда не выходил за пределы Франции, бывал лишь в некоторых пригородах неподалеку от своего дома. Думаю, что именно рассказы Эстер о разных странах смогли заставить этого молодого человека покинуть свои родные края, а затем, после её ухода, отправиться на её поиски.
- Тристан буквально влюблён в северные легенды и сказки, поэтому некоторые его книги и поэмы основаны именно на них.
- Мне совершенно не важно будет это кросспол или нет. Этот парень бьёт взглядом, пером и движениями, поэтому я хочу видеть в вас жизнь, желание, невыносимую страсть, которая заставляет нас бить пальчиками по клавишам клавиатуры и писать-писать-писать, превращать буквы в слова, слова в предложения, а предложения в целые абзацы, в которых я смогу найти частичку вашей красивой души. Вы не обязаны вечно проводить время во флуде и так далее, я просто хочу, чтобы вы существовали здесь, рядом со мной и моей дорогой Эстер.
- В моей голове есть некоторые предположения о том, как мог жить Тристан до знакомства со своей музой, но я с удовольствием приму и ваши идеи на этот счет. Что касается характера, то вы могли бы попробовать вычленить его части из строчек, которые преподнесены выше. Возможно, он сложный, упрямый, мечтательный, с вечно укоризненным или мрачным взглядом и так далее и тому подобное. Могу точно сказать, что он не любит чужих прикосновений. Мне хотелось, чтобы вы могли добавить что-то от себя, ведь тогда и у вас лучше получится узнать персонажа, почувствовать его, пережить его.
- Самое важное здесь то, что Тристан может вечно прогонять Эстер, но всё равно возвращаться к ней. Он не понимает чего хочет творческих людей вообще не стоит пытаться понять, поэтому здесь возникают сложности и разнообразные противоречия, которые заставляют его снова и снова прильнуть к плечу женщины и говорить ей о мире, который разваливается на тяжелые камни в его душе.
- Вряд ли Эстер является любовью всей его жизни. Конечно Тристан вечно пишет ей письма, но стал бы он тогда прогонять её почти каждый раз? У него к ней особая любовь, которая может передаваться лишь через слова, написанные на бумаге. Хотя я думаю, что после неё Тристан вряд ли будет много думать о других женщинах.
- Внешность можете обсудить со мной, но я буду строго придираться, потому что посмотрите на этих милых существ:

Свернутый текст